Автор |
Сообщение |
валдич
|
Добавлено: Пт Май 06, 2022 16:00 |
|
|
Отрывок из криминального романа Война Симакова.
Фикса очнулся на кровати с перевязанной белыми бинтам спиной. Вместо белых больничных штор на окнах стояли белые решетки. Дверь в палату хоть и была покрашена в тот же белый цвет, больше походила на двери тюремной камеры, с окном для передачи пищи. Рана на спине болела, но не так, чтобы было не пошевелиться. У изголовья кровати стояла такая же, как стены белая деревянная тумбочка. Тут, в голову Фиксы пришло осознание своего положения, которое подтвердил скрип открывающейся дверки в окне и зычный голос часового:
— Подозреваемый, на перевязку.
Фикса задергался. Внезапно спину пронзила острая боль. Фикса откинулся на подушку.
«Да, да, он Фикса был со стволом, когда спустился на второй этаж и ткнул пистолетом в спину тому фраеру с чемоданом. Затем, его Фиксу подстрелили. Фикса, раз за разом, разматывал перед глазами последовательность событий в подъезде.
«Он потерял сознание. Пистолет выронил, и он остался на месте преступления. Отпечатки. Это плохо».
Можно было бы повернуть так, что это его, Фиксу, пытались ограбить, но мильтоны пробьют по картотеке и все станет, как на ладони. И поедет он, Фикса, туда, куда Макар телят не гонял.
А с учетом его предыдущего побега, может, и к стенке поставят. «Шрам?!» — мелькнула в голове Фиксы мысль. Шрам ушел с товаром.
Но почему он не забрал его с собой, даже раненного. Лоб Фиксы покрылся морщинами.
Фикса напряженно думал. «Помажут ему лоб зеленкой, как пить дать».
Дверь в палату хрустнула замком. Зашел постовой с карабином и следом, хрупкая медсестра с железной чашкой в руках. При виде постового в милицейских погонах Фиксу судорожно передернуло. Рука непроизвольно потянулась к поясу, но вместо пистолета, его кисть ухватила верх больничных кальсон. Фикса оскалился. Медсестра улыбаясь, подошла к тумбочке и поставила на нее свой нехитрый инвентарь. Фикса недобро зыркнул на постового.
Весело усмехнувшись, тот ляпнул:
— Я не помешаю. Работайте сестра.
Фиксе вкатили снотворное, и еще какой-то препарат и перевязали бинты. Глаза Фиксы заволокло белесым туманом, и он провалился в сон.
Сон Фиксы был столь же ужасен, как его сегодняшнее положение. Бандиту снилась шеренга мильтонов с винтовками и старая кирпичная стена, с вываливающимися наружу кирпичами. У стены лежало окровавленное тело несчастного
бедолаги, которого расстреляли раньше, но тело почему-то не убрали.
Фикса заглянул в его лицо и оторопел от ужаса. Щеку мертвеца пересекал большой продольный шрам.
Шрам, дернулся Фикса. Это Шрам, он узнал его. «Значит, Шрам уже мертв?». Фикса застонал во сне.
Фиксу подвели к стене и завязали глаза.
Ну что, теперь расскажешь все? спросил из тумана вкрадчивый голос следователя.
Фикса отрицательно помотал головой. Он Фикса, не сдает корешей.
Прогремела команда:
— «Заряжай!».
Фикса вновь дернулся.
Затем прозвучала команда:
— «Цельсь!», и затем «Огонь!».
Последнее слово словно обожгло мозг Фиксы. Заставило сбросить с себя этот сон полный ужаса и отчаяния. Фикса открыл глаза. Дверь была заперта, а на окне все та же решетка.
Утро ворвалось в палату шумом улицы и шарканьем кирзовых сапог за дверьми.
Приоткрыв маленькое окно, постовой звонко выкрикнул:
— Ложкин, на допрос.
Голос постового смешался с тонким голоском медсестры.
— Рано ему еще на допросы, — твердо убеждала медсестра.
—Начальству видней! — буркнул постовой, и полностью открыв оконце, прокричал:
Ложкин, пять минут на сборы.
За дверью послышался девичий всхлип медсестры.
— Да мы, ненадолго его заберем, сестричка, — попытался утешить ее постовой. Служба такая.
— Натворил чего? — спросила медсестра, — а то, я только вчера на смену после отпуска заступила.
— Да, натворил! — усмехнулся постовой.
Фикса поджал ноги. Фамилия знакомая.
Внезапно его озарило: То ж его фамилия, Фиксы.
Темными ночами, под лай озверевших караульных собак, стоя в шеренге вновь прибывшего этапа, он слышал эту фамилию. «Ложкин, шаг вперед».
Усатый майор, с папкой в руках заглядывал ему в лицо, дыша перегаром и ехидно произносил:
— Здравствуй осужденный, Федор Ложкин.
С прибытием тебя в ад.
Осужденный Ложкин скалился и не менее дерзко отвечал: — Тюрьма, дом родной, начальник.
Майор, злобно налив глаза кровью командовал:
— Ложкин, встать в строй.
«Откуда мильтоны знают мою фамилию?» мучительно размышлял Фикса, сидя на больничной кровати, поджав ноги.
— Пробили суки! — буркнул он, уставившись на синие следы от его пальцев на белоснежной простыне.
«Пальчики откатали, пока он в отключке был, и пробили по картотеке».
Деваться теперь было некуда. Вся биография вора рецидивиста Фиксы была у милиции, как на ладони. Фикса тяжело вздохнул и сжал в кулаке край одеяла. Теперь расстрельная статья все явственней проступала перед ним.
Откинув одеяло, Фикса свесил ноги с кровати. Внизу стояли больничные тапочки из кож зама, пронумерованные белой краской. Фикса посмотрел на окно. Форточка была настежь открыта, но путь к свободе преграждала армированная решетка, почему-то покрашенная в зеленый цвет. Засовы двери заскрипели, и в комнату вошел постовой с винтовкой.
— Куда едем, начальник? — злобно буркнул Фикса.
— Допрос будет в больнице? — спокойно ответил постовой, совершенно не обращая внимания на злобу Фиксы.
— Пройдемте, гражданин Ложкин.
— Не боишься, что сбегу? — прищурившись, спросил Фикса. Постовой весело рассмеялся:
— В чем, в больничных кальсонах, что ли? Шутник.
— Встал, руки за спину! приказал постовой.
Фикса нехотя подчинился. Пройдя за дверь, Фикса очутился в просторном больничном коридоре, вдоль стен, которого стояли многочисленные лавки.
— В конец по коридору! — скомандовал постовой.
Фикса поплелся по коридору, шаркая тапочками, которые оказались ему на три размера больше.
Следователь устроился за докторским столом. В кабинете было густо накурено, оттого сам следователь имел довольно смущенный вид. Ему любезно предоставили кабинет для первого допроса, а он надымил, словно паровоз. Но сделать что-либо со своей пагубной привычкой он не мог. Раскрыв форточку настежь, он выпускал в нее дым папиросы.
Раздавшийся в дверь стук заставил его чертыхнуться и выбросить недокуренную папиросу в форточку.
— Заходите! — густым басом рявкнул следователь.
Постовой протолкнул Фиксу вперед.
— Подозреваемый Ложкин доставлен! — отчеканил он.
— Свободны! — махнул рукой следователь.
Фикса осмотрел кабинет. Металлический шкаф со стеклянными полками занимал достаточно много пространства в кабинете.
На полках лежали медицинские инструменты, и как показалось Фиксе, склянка со спиртом.
Фикса сглотнул слюну: Выпить было бы ништяк.
Следователь заметил его интерес к помещению и неожиданно буркнул:
— Ищите, как сбежать, гражданин Ложкин.
Фикса оскалился, но затем усмехнулся:
— Смотрю на причиндалы, которыми вы меня на лоскуты пластать будете, гражданин следователь.
— Садитесь, Ложкин! — указал на стул следователь.
Резать вас уже никто не будет, а вот лоб зеленкой помажут для профилактики. Чтобы беседа наша откровеннее была.
Фикса насупился.
— Называйте вещи своими именами, гражданин следователь, — исподлобья буркнул Фикса.
— Хотите, чтобы я корешей своих сдал?
Следователь кивнул и иронично добавил:
— Я тоже не верю, гражданин Ложкин, что ты один работал.
Фикса поморщился. Он допустил промах.
Откуда следователю знать, что он был не один. Может один. И случайно, он Фикса, заскочил в подъезд. А зачем? Он услышал крик барышни. Помочь хотел. А тут, эти с пистолетами.
Ну и попали в него, конечно.
Фикса не мог знать, что опера в тот же день опросив жильцов, вышли на то, что убиенный Фима был частым гостем на втором этаже в квартире Семена Марковича. И как водится, Семен Маркович был доставлен в районный отдел милиции, где после двухчасовой беседы со следователем, все рассказал и даже опознал Фимин труп. Кто был незнакомец, явившийся за наследством в его квартиру, Семен Маркович не знал.
Его дело было только передать драгоценности в целостности. Семена Марковича оформили свидетелем по делу о разбое на улице Садовой и, взяв подписку о невыезде за пределы города, с миром отпустили домой.
Следователь пристально посмотрел в глаза Фиксе, и добавил:
— Не советую запираться. Два трупа на вас. Один пойдете за всех, паровозом?
Только учтите: разбой, два трупа, плюс ваши прежние заслуги. Высшая мера однозначно. И знаете гражданин Ложкин?!
Следователь достал папиросу из пачки и подошел к окну.
Прикурив и выпустив в форточку густую струю желтого дыма, с сожалением добавил:
— Я ничем не смогу вам помочь. Знаем, что драгоценности унесли ваши подельники, которые где-то сейчас, скрываются в Москве. Отлеживаются в своем бандитском логове. Но мы их обязательно найдем.
Следователь выбросил окурок на улицу и сел на свое место.
«Откуда он знает?» — в голове Фиксы повис мысленный вопрос.
Следователь уловил его тягостное раздумье.
— Всегда есть свидетели, гражданин Ложкин, — буркнул он, закрывая картонную папку, всегда есть. Просто их нужно найти, и разговорить.
И следователь Паньков вовсе не блефовал. Ему просто незачем это было делать. Так уж сложилось в его уголовной практике, что казалось-бы нет свидетелей и следов преступления, как кот наплакал. А копни по глубже, опроси жильцов, залезь им самую душу. Выверни ее наизнанку и вытряхни. И вот ничем не приметный гражданин утверждающий, что ничего не видел и не слышал, начинает давать показания.
А ты, успевай только записывай и оформляй протокол.
Затем раз, ему и подсовываешь протокол для подписи.
Попробуй потом, гражданин мой хороший, сказать:
— Я не помню, или я этого не говорил.
Вот она, бумажка с твоей подписью. Получите и распишитесь, как говорится. Впрочем, вы уже расписались.
Фикса занервничал.
Слова следователя о зеленке на его лбу отозвались мелкой дрожью в коленях.
Фикса не был трусом. «На миру, и смерть красна». А что здесь...? Темный коридор с тупиком и холод железа приставленного к затылку револьвера.
— Воды? — вежливо предложил следователь, заметив состояние бандита.
Фикса залпом опрокинул стакан.
— Спрошу еще раз, — твердо заявил следователь, — подумайте над моим предложением. Со своей стороны могу предложить вам сделать так, что руки ваших подельников до вас не дотянутся.
Фикса дрогнул при этих словах. Узнай Шрам, что Фикса раскололся: все хана. Зарежет, как порося в темном углу.
Найдет везде.
— Мне подумать надо, начальник, — проскулил Фикса.
Утро вечера мудренее.
— Сержант! — крикнул следователь. В дверях показалась голова постового.
— Больного в палату, — буркнул следователь.
— На выход! — скомандовал постовой.
— Думать вам сроку, гражданин Ложкин, сутки, или я готовлю материалы для передачи в суд.
— А следственные действия? — возразил Фикса.
И следственные действия будут, гражданин Ложкин, он же Фикса.
Следователь посмотрел в окно и добавил:
— Потом будут, после. Хотя мне кажется, что тут, итак, все ясно.
— Уговор начальник! — заверещал в ответ Фикса.
— В палату его, — тяжело произнес следователь, собирая из кабинета свои вещи.
Оказавшись в больничной палате, Фикса беспомощно опустился на кровать. За окном, во всей своей красе, бушевал июнь. Стучали колеса трамваев по рельсам. Ревели клаксоны автомобилей. Но, не смотря на весь этот городской шум, с больничного двора тянуло липами, и чем-то еще приятным, но до боли знакомым.
Что это был за запах, Фикса не мог вспомнить. Возможно, запах из далекого детства, где его звали Федя, а не гражданин Ложкин, он же Фикса. То далекое и прекрасное детство умерло вместе с тем добром, что когда-то еще теплилось в детдомовском мальчугане. Это угасающее добро ушло вместе с бандой беспризорников, к которым прибился Федя.
Дверь скрипнула и в палату осторожно вошла медсестра, которая недавно возражала постовому. Странно, что постовой не предупредил его о перевязке. Странно, что следователь назвал его больной, в место привычного, подозреваемый. Скорее всего, он их единственная зацепка в этом деле. Свидетели, тьфу, вошь.
Стали бы они так возиться с ним, если бы у мильтонов были все расклады. Нет. А раз нет, то можно и поторговаться.
— Вот и я! — объявила медсестра.
А вы больной, почему не отдыхаете? — спросила она, раскладывая мази и бинты на тумбочке.
— Только с допроса, — с некоторым неудовольствием процедил Фикса.
— Допрос не повод пренебрегать своим здоровьем, — пояснила медсестра
Знала бы эта девица, через сколько, он прошел в лагерях. Впрочем, зачем ей знать это. Она вольная, молодая, а он?
Завтра помажут ему лоб зеленкой, и поминать, как звали.
— Повернитесь спиной, — попросила медсестра.
Сняв бинты, она обработала рану.
— Щиплет мазь?
— Терпимо, — процедил Фикса.
— Ну вот, сейчас замотаем обратно, и можете отдыхать. Рана затягивается, и через две недели будете, больной, как новенький.
— Федя! — пробубнил Фикса.
Меня зовут Федя, — повторил он.
Медсестра улыбнулась в ответ.
Будете, как новый, Федя. А меня Леной зовут.
Медсестра, собрав инструменты и бинты, выскользнула за дверь.
«Зачем он сказал ей свое имя?» Фикса не понимал этого.
Какое ей дело до того, как его зовут, и ему до нее. Может капелька ее искреннего участия всколыхнула что-то человеческое внутри его. Это лагерный врач, лечит только для того, чтобы осужденный, поправившись от недуга, вновь возвращался в свой барак. Тянуть свою арестантскую долю.
И вроде это и есть жизнь, другой он не знает, да и не зачем. Только, зачем этот июнь так хорош. Почему обжигает щеки теплыми лучами, щекочет ноздри ароматами липы. Фикса зажмурился и чихнул. Спать не хотелось, в самый раз подумать о своей участи. Но о ней думать не хотелось, отчасти оттого, что и так было все ясно.
— Сдать Шрама?
Наверняка мильтоны организуют в доме засаду. Но Шрам тоже не дурак, чтобы вот так просто вернуться. Наверняка с Зинкой где-нибудь в Ялте на солнышке греются. Нет, нет сейчас Шрама в доме. И Жаба, скорее всего, укатил на родину в свою Казань. Теперь ему, Фиксе, отдуваться за все кодло, когда Шрам прихватил золотишко, и паспорта себе с Зинкой новые справил.
За тягостными раздумьями пролетела ночь. После полудня явится следователь, и спросит его, что решил, гражданин Ложкин.
А что решать. Ему, вору рецидивисту даже сама мысль сдать корешей, противна. Но высшая мера, это не пять, и не десять лет лагерей. Это все конец.
И почему в его жизни все так не складно. Почему не пристрелили тогда в поселении. Почему он выжил сейчас.
Словно кто-то упорно оттягивал его бесславный и неумолимый конец. Словно кто-то желает, чтобы он, вор рецидивист Фикса-Ложкин, продолжал коптить белый свет.
Но кто, и для чего. Бог?! Но Фикса не верил в Бога. Хотя, как порядочному заключенному следовало бы.
И, вот еще, эта медсестра.
Оконце в палату распахнулось.
Ложкин на выход! услышал Фикса голос постового.
«Вот и пробил твой час, Федя Ложкин», промелькнула мысль.
А может ему удастся обвести следователя вокруг пальца.
Фикса сунул ноги в тапочки и крикнул:
— Веди начальник.
Дверь распахнулась.
Фикса вышел в знакомый коридор.
В отличие от прошлого допроса, сегодня коридор был полон больных. На скамейках вдоль стен сидели люди с перевязанными руками и головами. Увидев Фиксу и сопровождающего его солдата с винтовкой, они как-то испуганно съежились, и прижались спинами к стенам.
Увидев Ложкина на пороге своего временного кабинета, следователь Паньков лукаво улыбнулся.
— Входите, гражданин Ложкин, присаживайтесь.
«Скалится сука, словно, дело в шляпе» — мысленно огрызнулся Фикса.
Проковыляв к столу Фикса сел на стул и уставился в окно, в ожидании вопросов следователя. Но следователь молчал, пристально всматриваясь в лицо Ложкина.
«Может и прав мильтон» — думал Фикса. Конец всегда один, какую шляпу ты не одень.
Игра в молчанку, следователю, похоже, надоела, хотя каждый допрос для Панькова: это поединок. Безжалостный и беспощадный. Поединок с самим собой. Сумеет ли он, разговорить этого прожженного урку. Отправить Ложкина к стенке много ума не надо. На нем, хоть сейчас, все тело покрывай метками для стрельбы.
— Ну-с, протянул о
| |
|
валдич
|
Добавлено: Пт Май 06, 2022 16:01 |
|
|
Продолжение.
Фикса кивнул.
— Договорились, — согласился следователь.
— Расскажите нам, гражданин Ложкин, про ваших подельников-приятелей, — предложил Паньков.
Следствию это крайне интересно, и хотелось бы, лично созерцать таких шустрых молодцов.
Паньков говорил растянуто, словно хотел, что бы Ложкин вник в каждое из произносимых им слов.
— Завел ту же песню, — уныло хмыкнул Фикса.
— То, что вы с подельниками взяли драгоценности мы знаем.
Но хотели бы знать, кто именно, и кто был наводчик.
— Впрочем, вы можете молчать, — пояснил следователь. Гражданин свидетель дал показания, что о содержимом чемодана никто не знал, кроме передающей и принимающей стороны. И у обеих сторон, нет никакого мотива, организовывать ограбление. Наши опер работники поработали с основным свидетелем, и он действительно невиновен.
Фикса с интересом слушал.
У каждого следователя в арсенале существовали и применялись десятки приемов и уловок. Он, как опытный рыболов, в зависимости от погоды и времени года, мог менять наживки и крючки ради одной единственной цели: заговорить, поймать на противоречиях в показаниях и прижать уликами. Приемы были как законные, так и не совсем. Но, не совсем это со стороны, так сказать, для суда. Для следователя Панькова все методы были законны. Он на том стоял и успешно скрывал их от посторонних глаз.
Следователь прошел к окну и закурил.
— Есть у нас мыслишка, что наводку вы получили из поезда, на котором ехали граждане, перевозящие драгоценности. По словам свидетеля, проводником в их вагоне была молодая девушка.
В груди Фиксы похолодело: Лелька.
— Так вот, — продолжил Паньков. Проводницу вагона уже взяли наши сотрудники, и она начала давать показания.
— Раскололась сука, — пробурчал про себя Фикса.
Не раскололась, а начала давать показания, в надежде на снисхождение суда. Это был единственно правильный выбор в ее ситуации, — пояснил Паньков.
— Это вы умеете с показаниями работать, — вновь огрызнулся Фикса.
Выбросив окурок в окно, следователь вернулся на место.
Ну, да бог с ней. Вам себя, Ложкин, не жалко?
Фикса с отчаянием посмотрел в глаза следователю.
— А, как ты, сукин сын, думаешь? — задал мысленно вопрос Фикса. Но его ответ был больше предназначен самому Фиксе.
— Хотите очную ставку с проводницей Громовой Лилией Александровной?
— Она же Лелька, — пояснил, широко улыбаясь, следователь. Фикса помотал головой.
— Не к чему это, начальник, — процедил Фикса сквозь зубы.
Неожиданно для себя Фикса обнаружил, что его ладони крепко сжали деревянное сидение стула, да так крепко, что на ладонях остались красные затекшие разводы.
Но следователь, словно не замечал его реакции на свои слова.
Он молча снял трубку телефона и крутнул диск.
— Алло, дежурный! — крикнул он в трубку. Доставьте сюда Громову.
Фикса оскалился:
— Я же сказал, не надо, начальник.
— Да, не злитесь вы, гражданин Ложкин, — усмехнулся следователь, долго времени это не займет. Так формальность можно сказать.
— Валяйте, — ответил Фикса и вновь отвернулся к открытому окну.
Через полчаса в кабинет ввели Лельку.
Ее красивое, всегда улыбчивое личико осунулось. Отсутствие косметики обнажило появляющиеся морщины.
Волосы Лельки уже не так блестели, как обычно. Весь ее вид и выражение лица говорило о том, что в камере она провела не одну ночь. Возможно, под мятым платьем скрываются следы побоев.
Глаза Лилии Александровны ровным счетом ничего не выражали. Пустые глаза, сказал бы, заглянувший в них посторонний человек. Вряд ли ее волновало, что-либо другое, кроме своей собственной участи. Еще недавно этими самыми глазищами с длинными ресницами она сверкала в некоторых увеселительных заведениях. Мужчины восхищенно охали и цокали языками, наблюдая, как ее изящные пальцы рук обхватывали ножку бокала с шампанским. Теперь же в кабинете Пьянкова весь этот блеск слетел, словно желтая хвоя, и перед Фиксой стояла самая, что ни наесть обыкновенная баба.
Фикса знал, что в ментовке, с подозреваемыми по подобным делам, мильтоны, особо не церемонились, не смотря на их пол.
Видимо, и в этот раз хорошо постарались, раз разговорили бабу.
Лелька, увидев Фиксу, опустила глаза в пол.
— Вам знаком этот гражданин, гражданка Громова Лилия Александровна? — весьма корректно задал вопрос следователь. Он и на предыдущем допросе вел себя довольно спокойно, и корректно обращаясь к ним, еще как к гражданам, а не обвиняемым.
Громова молча кивнула.
— Значит, вы подтверждаете, гражданка Громова, что именно этот человек приходил к вам в вагон, и именно ему вы передали
записку, предназначенную некоему Шраму.
Лелька вновь кивнула, и из ее больших глаз покатились слезы. С одной стороны Фиксе было ее жаль, но с другой. Она осознавала, какому риску подвергает себя, связавшись со Шрамом. Не маленькая девочка.
Но Лелька не знала их лежбище, и не могла знать. У нее был лишь телефон Шрама. Да и сам Шрам, будучи с Зинкой не рисковал задрать Лельке подол, повалив на кровать.
Женская месть коварна.
Зачем размениваться по мелочам.
— Уведите ее, — следователь махнул рукой, давая понять, что Громова здесь больше не нужна.
Фикса сник. Собственно он им и не нужен. Теперь мильтоны сами могут взять Шрама и драгоценности. А Фиксу просто шлепнут после вынесения приговора. Но Лелька не знала их лежбище. На хату мильтонов может привести только он Фикса. В сердце бандита заиграла надежда. Шрам и Зинка непременно должны были залечь на дно, и где-нибудь подальше от Москвы.
Следователь открыл кожаную папку, и протянул Фиксе фотографию.
— Это Шрам? — спросил следователь.
Его взгляд пристально устремился навстречу глазам Фиксы.
Мы получили телефонограмму, что вы с ним уже дважды пересекались во время отсидки в разных лагерях.
Да на фотографии был Шрам. Фикса сразу узнал его мерзкую физиономию со шрамом через все лицо.
— Вижу, что узнали! — добавил следователь. Помогите нам его найти, и вас избавят от высшей меры. Фикса растер кисти рук. Он обратил внимание, что на его ладонях выступили капельки пота. Обтерев ладони о больничные кальсоны, Фикса глубоко вздохнул и кивнул головой.
Следователь улыбнулся.
Подойдя к Фиксе, он положил ему руку на плечо и тихо произнес:
— Ну, когда-то же Федя нужно начинать жить по-человечески. Не до старости же по тюрьмам, да лагерям шастать. Ну, отсидеть, конечно, придется. Скажу честно. Получишь минимум и домой.
Твоим делом и делом главаря вашего, Шрама, будет заниматься специально командированный из Ленинграда человек.
Фикса поднял голову и посмотрел на следователя.
— Ты, возможно, видел его, — добавил следователь, это майор Симаков. Если помнишь, поселок Хворь, это он руководил облавой на вашу банду.
— Зачем руководство поручило поимку Шрама именно ему,
мне про то не докладывали. За дверями кабинета раздавались гулкие шаги.
— Отправляйтесь в вашу палату, через два дня вас выпишут, — пояснил следователь.
Весь день Фикса сидел в палате в ожидании медсестры.
Только с ней он мог переброситься словами, не опасаясь подвоха со стороны следователя. Она, невольно, сумела внушить ему, что в ее присутствии он может оставаться самим собой. Проявить эмоции склонные обычному человеку. Медсестра Лена тихо скользнула в палату. На лице Фиксы нарисовалось что-то вроде кривой, но все же улыбки. По-другому улыбаться, он не умел. Но все-таки это была улыбка. Медсестра Лена заметила ее и улыбнулась в ответ.
— Через два дня вас выписывают, Федя Ложкин, — ласково произнесла она, ласково проведя ладонью по его плечу.
Рана затянулась. Сепсиса нет.
— Спасибо сестра, — буркнул Фикса.
Он уже и забыл это простое слово. Но тем ценнее оно от этого стало.
— Куда вас теперь? — спросила Лена.
Фикса помотал головой.
— В тюрьму, наверное, куда же еще.
Медсестра расстригла ножницами бинт и тихо произнесла:
— Я говорила со следователем, хотя это не положено.
Фикса дернулся от такой неожиданной новости. Он не понимал, зачем ей нужно было говорить со следователем.
По своему печальному опыту он знал, что от сотрудников милиции нужно держаться подальше.
Лена тяжело вздохнула.
— Он сказал, — продолжила медсестра, — у вас есть шанс получить минимальный срок, а то и вовсе попасть под амнистию, если вы поможете им в одном деле. А в каком не сказал.
Она проникновенно посмотрела Ложкину в глаза.
— Знаю, в каком! — злобно буркнул Фикса.
Я должен сдать им своих корешей.
— Это так важно для вас? — спросила медсестра.
Она не понимала, как устроена бандитская иерархия и потому этот вопрос казался ей естественным. В обычном человеческом понимании человек волен сам выбирать себе друзей и приятелей. Он может подружиться с кем-либо или просто расстаться без всяких последствий для себя.
Она положила ножницы в железный лоток и взяла в руки бинт. — У меня нет выбора, — расстроенно произнес Фикса, или я сдаю корешей или...
— Что или? — испуганно переспросила Лена.
Вас вновь посадят в тюрьму?
«Глупенькая дура» — расчувствовался Фикса.
Она даже не понимает.
— Меня просто расстреляют! — фыркнул Фикса.
Просто поставят к стене и приставят револьвер к затылку.
В палате повисло тягостное молчание.
— И что же вы решили, Федя?
Фикса почесал нос:
— Что тут решать?!
Он почувствовал, как ее руки прикоснулись к его спине, и вокруг тела поползла, обвиваясь, лента бинта.
— Это правильное решение Федя! — добавила Лена.
Какое вам дело до них всех. Сегодня милиционеры вас ранили, а завтра могут убить.
Фикса покачал головой и категорично буркнул:
— Уже десять лет убивают, все никак не убьют.
Медсестра завязала узел на бинте и присела на стул перед ним.
— Зачем вам все это? Жизнь одна и она прекрасна. Вы могли бы пригласить меня в кино, и я бы согласилась. А потом мы бы смотрели на звезды над Москвой-рекой.
Медсестра Лена закончила перевязку, и вышла из палаты, оставив Фиксу наедине со своими мыслями.
«Смотрели на звезды?!» — Фикса ехидно хмыкнул, вспомнив кабачных девок и бандитских марух, на которых он проматывал деньги, добытые своим нелегким бандитским ремеслом. У него никогда не было нормальной бабы. Даже Шрам, закоренелый вор и убийца, и тот с нормальной бабой. Зинка, не какая-то там маруха. Она про дела Шрама раньше и знать не знала. Училась себе в своем институте, какие-то секции посещала.
И эта Лена такая же. Шрам сейчас, наверное, скинув часть драгоценностей, вкусно жрет и спит. Папиросы дорогие курит.
Зеленки-то у мильтонов на всех хватит. Да только его, Феди Ложкина очередь быстрее всех настала. Неизвестно, кому больше повезло, Тертому и Полундре, оставшимся лежать там, в яме, или ему Фиксе. Глаза тихо слипались, погружая измученный размышлениями мозг в сон.
На следующее утро Фиксу перевели в здание на Речной улице.
Следователь, прибывший из Ленинграда, уже расположился в выделенном ему кабинете и ждал, когда гражданина Ложкина доставят к нему на допрос. Симаков уже был в курсе, что
Ложкин, он же Фикса, и есть один из тех бандитов, что тогда сумели выскользнуть из устроенной им западни, а теперь нагло грабили мирных москвичей. В кожаной папке, лежащей на массивном деревянном столе, находились фотографии и отпечатки пальцев Шрама, его Фиксы и Седого. Остальных бандитов, что застрелили в поселении, опознали еще тогда.
Их дела закрыли и сдали в архив. На углу стола лежала не распечатанная пачка папирос и коробок спичек.
Тимофей решил, что сможет найти с Ложкиным общий язык, тем более сам гражданин Фикса негласно выразил свое согласие сотрудничать со следствием. Симаков понимал, что для уголовника Ложкина это билет в один конец. Его жизнь уже никогда не станет прежней. Даже если он прикроет его, а Шрам и Седой получат высшую меру. Слухи о том, что Фикса сдал подельников операм, разлетится по всем лагерям и тюрьмам.
Для Ложкина это был единственный шанс остаться в живых, и Симаков решил использовать его на полную катушку.
— Хорош, — усмехнулся Тимофей, глядя на неловкие движения пальцев Ложкина, которыми он распечатывал пачку предоставленных ему папирос.
— Ты тоже, начальник, не промах, — буркнул в ответ Фикса, засовывая папиросу в рот.
— Значит, знаешь, кто я? — улыбнулся Симаков, подвигая пепельницу на угол.
Фикса кивнул:
— Знаю, начальник, одного не пойму.
Симаков пристально уставился на Фиксу:
— Это, чего же непонятно?
Фикса затянулся.
—Вы вроде не местный, а зачем-то приперлись в Москву. Здешние мильтоны сами уже все знают.
Тимофей рассмеялся:
— Вот оно что.
Симаков размял кисти рук и открыл письменный стол. Содержимое его ящиков говорило о прежнем владельце больше, чем Большая Советская Энциклопедия. Паньков забил его все различными перьями, склянками с чернилами, ластиками.
Как ни странно, валидола в ящике не оказалось. Многие дознаватели держали его про запас, на случай если допрашиваемого внезапно хватит сердечный удар.
«Буквоед!» с иронией заметил Тимофей.
— Скажу откровенно, в прошлый раз я вашу банду упустил, а дела, как ты знаешь нужно доводить до конца.
Фикса соглашаясь с Симаковым, кивнул головой.
— Вот я и попросил товарищей, — продолжил Тимофей, — если что по Шраму всплывет, немедленно телефонировать мне. Они как видишь, обещание выполнили.
— Старые счеты, стало быть, — процедил сквозь зубы Фикса.
— Стало быть, — пояснил Симаков, а что бы ты на моем месте сделал, Ложкин?
Фикса прищурился.
Солнце пробивалось в кабинет яркими лучами, слепя, и без того слезящиеся, глаза Фиксы. Но Симаков намерено поставил стул именно в это место, создавая для допрашиваемого заключенного, некий дискомфорт.
— Ты мне поможешь в этом, Федя? — предложил Симаков.
— Чем же я тебе смогу помочь, начальник? — проскулил Фикса.
— Да хотя бы покажешь, где это Шрам обитает, — предложил Симаков.
— Покажу, начальник! — резанул Фикса.
Ставки в игре я знаю.
— Малина наша не на краю света. Здесь, в Москве на окраине, — добавил Фикса.
— Когда нужно?
Симаков и не собирался прямо сегодня брать логово бандитов. Но проверить желание Ложкина сотрудничать не помешает.
— Да хоть сейчас! — с неким лукавством предложил Симаков, — опергруппа в сборе.
— Оружие у вас в банде есть?
— Наганы в основном и один ППШ есть. Еще пару ТТ. Это все начальник.
Фикса попытался вспомнить все нычки, где Шрам прятал оружие банды. Основная часть хранилась в погребе, в нише кирпичной стены. Что-то еще было завернуто в обычную солдатскую плащ-палатку и закопано в огороде.
Но оружие сейчас было не главное. Они редко после удачных налетов оставались в доме. Предпочитали разбегаться на время.
— Нет сейчас Шрама в Москве начальник! — исподлобья буркнул Фикса, надеясь, что Симаков ему в этот раз поверит.
— Как это нет? — Тимофей чуть не подавился табачным дымом. Затушив папиросу, Симаков встал со стула и подошел к Федору.
— А где сейчас Шрам, Федя?
Симаков не хотел играть сейчас с Фиксой в игру плохой и хороший следователь, поэтому он придвинул к стулу, на котором сидел Фикса табурет и сел рядом.
— Ты знаешь, где сейчас Шрам, если его нет в Москве? — миролюбиво и почти по-дружески спросил Тимофей.
— Шрам не фраер, чтобы после такого дела с двумя жмурами в Москве оставаться, — тяжело выдохнув, произнес Фикса. Подхватил чемоданчик, да Зинку и тронул в Астрахань.
Тимофей задумался.
Помолчав некоторое время, он осторожно спросил:
— А почему именно в Астрахань, Федя?
Фикса очнулся от своих мыслей.
— Зинка, подруга его, с Астрахани.
— Зинка это маруха? — переспросил Симаков.
— Да, какая же Зинка, маруха, — улыбнулся Ложкин. Нормальная баба была. Только связалась с нами непутевыми. Деньги и цацки очень любила. А рыбалку любит сам Шрам. С детства привычка у него.
— Понятно, Федя, — так же миролюбиво произнес Тимофей.
Ты пока здесь в отдельной камере поживешь, — пояснил Симаков, вечером к тебе девушка на свидание придет.
— Медсестра Лена?! — всполошился Фикса.
— Она самая! — кивнул Симаков.
Я распорядился, чтобы пустили ненадолго.
Пустить на свидание к вору рецидивисту Ложкину медсестру, знакомую с ним всего неделю, было верхом безрассудства со стороны Тимофея. Но кто кроме женщины вернет Ложкину вкус к жизни, наставит на путь истинный. Сим
| |
|
валдич
|
Добавлено: Пт Май 06, 2022 16:14 |
|
|
Пустить на свидание к вору рецидивисту Ложкину медсестру, знакомую с ним всего неделю, было верхом безрассудства со стороны Тимофея. Но кто кроме женщины вернет Ложкину вкус к жизни, наставит на путь истинный. Симаков со времен войны не занимался благотворительностью. Его главная задача была поймать Шрама. И вор рецидивист Ложкин поможет ему.
Поможет обязательно. Симаков знал, насколько сильно влияние женского сочувствия к таким вот, казалось бы, негодяям, как Ложкин
— Но, в гости к Шраму, мы все-таки съездим Федя, — заключил Симаков. Вдруг не успел Шрам убежать.
А если все-таки убежал, то разошлем ориентировки в Астрахань к нашим коллегам. Пусть по своим каналам поищут.
— Гиблое дело, начальник, — пробурчал Фикса, Шрама так просто не возьмешь. У него наверняка новые документы и внешность.
Симаков взял со стола фотографию Шрама.
— Это как с такой рожей, он внешность изменит? — спросил Тимофей.
Ложкин недовольно зыркнул на Симакова.
— А ты не опер, что ли, начальник?
— Ну, вообще-то, в контрразведке в войну служил, — пояснил Симаков.
Фикса довольно хмыкнул.
Ну, вот разведчик ты, а не знаешь, как внешность изменить. Шрама можно замаскировать. Волосы обрить, усы приклеить, бороду отрастить.
Фикса начал куражиться.
— Я, как-то раз, на дело, начальник, с бородой, как у Деда Мороза ходил. Век воли не видать.
Фикса забожился.
Фикса вспомнил, как обчищал карманы родителей на новогодней елке. Родители детишек, водивших хороводы вокруг лесной красавицы, умилялись от восторга, наблюдая за своими чадами. А Фикса в это время обчищал карманы их верхней одежды.
«Ну а чего ему теперь таиться» — думал Симаков.
Вполне возможно за эти свои деяния он отсидел. Симакова просто поразило, с какой легкостью Фикса рисовал ему свои прошлые похождения. Рисовал так словно, ничего зазорного в этом не было. Словно так надо и нечего здесь стесняться и таить.
У детей праздник, а он у их родителей карманы чистит. Редкостный мерзавец, если брать по-хорошему.
Ну, а что земля?! Земля еще и не таких носит. Взять тех же фашистов.
«Стоп Симаков остановись!» — одернул себя Тимофей.
Ты не на войне. И перед тобой не фашист, а вполне себе Советский гражданин, только оступившийся.
— Ну, хватит, гражданин Ложкин, — остановил его Симаков. Знаешь, как Шрама в Астрахани найти?
Фикса потянулся рукою за папиросой.
— Я не знаю, но знает Жаба.
Дело принимало серьезный оборот.
— Кто такой Жаба? — спросил Тимофей.
— Жаба, подельник наш, с которым драгоценности на ул. Садовой брали! — процедил Фикса, выпуская струйку желтого дыма.
— Если Шрама и Жабы в доме нет. Значит, Жаба подался в Казань. К мамке своей. Жабова у нее фамилия. Блокадница она что ли, — процедил Фикса.
— Вот это дело, — улыбнулся Симаков.
Ему до сих пор не верилось, что Ложкин, этот матерый уголовник, пошел на сотрудничество со следствием.
Не затянул свою унылую, набившую оскомину, арестантскую песню, которую слышит каждый дознаватель: Не виновен я, гражданин начальник. Ни за что задержали.
Прошу разобраться в этом недоразумении и отпустить на все четыре стороны. А то, что отпечатки его в деле лежат, так то еще не известно, каким образом они к вам попали, гражданин следователь.
Правда, обстоятельства подгоняли Фиксу поступить именно таким образом. Телефон словно сам просил у Симакова не откладывать дело на завтра. В данной ситуации время работало на него. Отхлебнув из стакана налитый чай, Симаков перевел взгляд на окно, за тем на Ложкина.
Решительно сняв трубку, он произнес:
— Дежурный, подозреваемого, в камеру!
— Лейтенанта Ширнева ко мне. Фиксу увели.
В этот же день, телефонограмма по установлению личности гражданки Жабовой, бывшей блокадницы, и адресе ее прописки улетела в город Казань.
| |
|
Batcher
|
Добавлено: Пт Янв 12, 2024 13:38 |
|
|
Алекс, интересная тема, как ты нас сдал мильтонам. Решил перечитать... Где тут Алекс, где мильтоны?
| |
|
|